Однако странно. Снова, как и в прошлом году, все повторяется. Она уезжает в другую страну, накануне расстается с мужчиной, потом случаются приятные перемены, а потом… И снова все происходит Прямо перед днем рождения.
— Черт! — воскликнула Эвелин, выходя на балкон. — Черт! У меня же завтра день рождения!.. Ну как я могла забыть?!
Сегодня был четвертый день, вернее — четвертое утро, которое начиналось с созерцания рассвета в настоящем лесу. Это впечатляет намного сильнее, чем сиреневый потолок в любимой спальне (только холодно стоять спросонья на балконе).
Без Шарля по утрам она уже тоже не могла. Собственно, это пока было единственное время, когда они виделись: десять минут на завтрак и торопливую беседу ни о чем. Их отношения с первого дня претерпели ряд существенных изменений, но при этом не продвинулись практически ни на шаг к тому заветному рубежу, после которого их можно было бы назвать близкими.
Во-первых, Эвелин обнаружила, что общаться с этим человеком очень легко и приятно, причем на любые темы. Он охотно поддерживал всякий разговор, особенно ему нравилась тема планов на будущее и прогулок, к которым они никак не могли приступить.
На этот счет отпускалось великое множество шуток, но оба прекрасно понимали, что встречаться по-настоящему, чтобы завести роман, в ближайшее время им не удастся.
В основном это было невозможно из-за резко свалившегося огромного объема работы. Шарль все время пропадал на выездных съемках, а Эвелин сидела на базе, настраивала страницы сайта для местных новостей фонда, потом они с Бернаром готовили программу публикаций; один раз ей пришлось немного помочь коллегам с рабочими материалами…
В общем, по-настоящему они увиделись только вчера, глубокой ночью, и то случайно, когда Шарль возвращался на базу, а Эвелин вышла прогуляться перед сном, потому что было тепло, дороги начали таять и весь вечер пахло весной.
Часы показывали больше двенадцати, солнце давно село, ничего не было видно, кроме талого снега под ногами и фонарей, и поговаривали, что по ночам тут шастают медведи, но Эвелин было хорошо и не страшно.
Она стояла на той самой площадке, вспоминая слова Бернара о безумном ослике, и прятала нос в тонкую короткую куртку. Колени, защищенные тонкой джинсовой тканью, уже начали подмерзать, а левый сапог промок в луже, но ей все равно нравилось, и, хлюпая носом, она улыбалась звездам и как будто чего-то ждала…
Как выяснилось, не зря.
Через несколько минут подъехал автобус с телевизионщиками, и первым оттуда выпрыгнул Шарль, который всюду их сопровождал.
— О! Право слово, а я уж думал, жизнь на сегодня не оставила мне приятных сюрпризов. Эвелин! Вот так подарок перед сном! Что вы тут делаете?
— Вы всегда так поздно возвращаетесь? — изумилась она. — Не понимаю, что можно снимать ночью?
Он рассмеялся:
— Осмелюсь предположить, что вы ждете меня и волнуетесь?
— Ну конечно! — Она непроизвольно улыбнулась, глядя на ямочки на его щеках. — Размечтались! Я дышу воздухом.
— Знаю, знаю. Вас тянет на этот пятачок как магнитом.
Она пропустила его слова и ничего не ответила, потому что сегодня днем слышала то же самое от Бернара.
— Так что же вы снимали в темноте?
— Ничего. Мы долго ехали. А снимали, еще когда было светло.
— Да?
— Нам никак не удается изобразить прогулку под цветущими каштанами, вот досада! — сказал он, подходя к ней.
Эвелин заметила, что две девушки, вышедшие из автобуса, смотрят на нее с нескрываемой завистью. Они, наверное, тоже «осмелились предположить», что она выслеживает Шарля и теперь пришла его встречать!
— Ничего страшного, еще будет время, когда уедут ваши коллеги с телекамерами.
— Мне кажется, они никогда не уедут! — Шарль картинно закатил глаза. — На самом деле завтра у них последний день… Знаете, если бы я был чуть понахальнее, то пригласил бы вас сейчас к себе в гости. Хотя бы так нам удалось бы немного пообщаться.
Эвелин залилась краской:
— Ну только не сейчас. Я очень устала. А завтра вставать рано.
— Тогда зачем вы вышли на воздух?
— Я… так весна же. Ну…
Он снова поправил запутавшийся в капюшоне курки локон на плече Эвелин и сказал:
— Знаете, обидно получается: нас с вами видят за завтраками каждый день, думают про нас бог знает что, а мы даже… даже…
— Что?
— Ни разу не держались за руки.
Эвелин снисходительно улыбнулась:
— А вас это сильно утешило бы?
— Конечно!
— Тогда это легко исправить. — Она взяла его руку в свою ладонь и тихонько сжала, словно в приветствии.
Шарль тут же взял ее вторую руку, пропустив свои пальцы между пальцами Эвелин, и прижал к себе. Эвелин опалило его дыхание, и она почувствовала, что трепещет, словно школьница на первом свидании.
— Если бы я был понахальнее… — повторил он шепотом.
— Обычно я люблю нахалов, — тоже шепотом ответила она, — но не сегодня.
— Отлично. У нас послезавтра три выходных. Мы будем гулять и звать весну, чтобы она приходила поскорее.
— Да, весну. — Эвелин казалось, что она сейчас растает и превратится в одну из прозрачных луж под ногами.
— Весной так хочется любви… Правда, Эвелин?
После этих слов он легко провел своими губами по ее щеке, а потом слегка, словно полушутя, прихватил губы. Это был даже не поцелуй, а так… Это напомнило Эвелин ребяческий жест из школьного прошлого и немного не увязывалось с романтическим образом Шарля.
Но она решила не придавать этому значения. При чем тут эти мелочи? При чем тут какой-то образ, когда Шарль сейчас обнял ее и впервые недвусмысленно дал понять, что у них есть все шансы на настоящий роман? И что он начнется буквально завтра, как только они освободятся от работы. И он мог бы начать его прямо сейчас, если бы она тоже была «чуть понахальнее».