Вместо свадьбы - Страница 39

— Мы? — Эвелин брезгливо изогнула губы. — С чего вы взяли? Просто… я ухожу.

— Он не простит мне, если я вас отпущу.

— Вот как? А кто тут у вас главный?

— Какая разница? Я знаю его сто лет, очень уважаю и не хочу делать ему плохо. Говорю вам, Бернар будет очень расстроен, что вы были здесь и даже с ним не повидались…

Ей хотелось крикнуть: «Это он с виду такой суровый, а на самом деле всем все прощает!»

— Просто, Эвелин, вы не слишком хорошо поступаете с ним. Не знаю, что у вас за отношения…

— Да я!..

— Подождите, не перебивайте. В прошлый раз вы подставили его, позвонив и сказав, что он вас отпустил.

— Да я!..

— А он тут потом с ума сходит от тревоги, потому что в Фробишер-Бей вы сбежали от него и даже не сообщили ему лично, что улетаете во Францию… Нехорошо, Эвелин.

Наябедничал! — со злостью подумала она, прищуриваясь.

— Не надо думать о нем плохо. Он до последнего скрывал ваше отсутствие, это мне потом доложили. Да и не в этом дело. Видите ли… Специфика работы базы несколько иная, чем в теплой комфортной Франции. Здесь условия в некотором роде приближены к военно-полевым. Поэтому дисциплина, я считаю, должна быть железная. По крайней мере, в подобных ситуациях. Бернар знает, он прошел эту школу жизни, когда мы с ним работали спасателями… Если мы не будем выполнять и правила, значит, рано или поздно кого-то настигнет беда. Вся стройная система, в которой мы работаем тут, держится именно на неукоснительном следовании правилам. А вы устраиваете детский сад.

— Детский сад?

— Да, детский сад. Если у вас произошел личный конфликт, его не следует переносить в рабочую сферу. Да и вообще — предавать никого нельзя.

— Да?!! А если он первый предает?!!

Мистер Бентин отвернулся:

— Ну все, Эвелин. Думаю, вы поняли меня. Бернар завтра утром будет на базе, дождитесь его, пожалуйста.

Она встала.

— А если не дождусь? Что мне за это будет?

— Ничего. Но я не советую вам разрывать контракт. Вы теряете много денег.

— А если я все-таки…

— Ну тогда я ничего не видел и не читал. — Уилл Бентин разорвал ее заявление. — Вот видите? Нет никакого заявления. Такие вещи лучше решать со своим непосредственным начальником.

— Ах так! Мой непосредственный начальник вообще-то сидит в Нью-Йорке!

— Насколько мне известно, мистер Стефансон передал все свои полномочия относительно вас Бернару.

И здесь он ее переиграл! Эвелин в ярости топнула ногой и вышла из кабинета в состоянии легкой истерики. Ее трясло так, что она даже не могла попасть пальцами в кнопки телефона, пока не решила плюнуть на все и не звонить Бернару. Пусть сидит спокойно. Пусть. Пусть! Она все равно уедет. И больше никогда-никогда!.. И нигде-нигде!.. Нет, он не найдет ее, может даже не надеяться!

Эвелин собрала вещи в своем номере, сложила в сумку и села возле нее, грустно подперев подбородок рукой. Через полчаса в Фробишер-Бей идет машина. Надо успеть: она не будет ждать Бернара. Нет!

Она еще раз обвела взглядом комнату и увидела, что на диване до сих пор валяется ее любимая пижама, та, в которой ее видел Бернар. Так всегда: когда вещь лежит на виду, ее очень легко не заметить.

Эвелин подошла к дивану, начала складывать пижаму, и вдруг из кармана выпало что-то и звякнуло об пол. Ключ. Откуда? Смутно знакомый, похожий на ее собственный, от номера.

Ах да! Это же Бернар оставил ей ключ от своего номера: «Может, пригодится. У меня с балкона гораздо лучше видно рассветы».

— Рассветы! — вдруг вскрикнула Эвелин. — Как я могла забыть?!

Она схватила камеру, ключ и пошла в номер Бернара. Она же собиралась вернуть ему подарок! А любопытно, что подарок Себастьяна — автомобиль — не моргнув глазом оставила себе. А камеру возвращает потому, что, может быть, на самом деле не хочет расставаться?

Эвелин одернула себя: что за глупость?! Хочет, конечно, хочет! Она открыла дверь и вошла. Надо сказать, что в номере Бернара она была в первый раз. И почему, интересно, ей раньше в голову не приходило нанести ему визит?

Взглянув в окно, Эвелин замерла.

— Вот черт! А и правда!

Макушка ели, которая всегда мешала ей наблюдать рассвет с собственного балкона, и не то чтобы мешала, а так… немного портила картину, тут была абсолютно не видна. Из окна Бернара открывался потрясающий вид на озеро и на гору, из-за которой каждое утро величаво выплывало солнце.

Действительно, вид из его окна гораздо лучше! И ведь знал, что говорил! Привычным жестом она расстегнула кофр, достала камеру и включила ее. Нет, сейчас, конечно, далеко не раннее утро, но все равно красиво.

— Хоть картину пиши, — прошептала она и замолчала, испугавшись, что шепот запишется.

А с другой стороны — пусть. Пусть Бернар получит последний «подарок» от нее: эту запись, сделанную сегодня, когда они могли бы увидеться, но не увиделись.

Она продолжала блуждать взглядом и объективом по комнате. Внезапно ее внимание привлекла маленькая фотография на комоде. Эвелин подошла, положив камеру рядом. Та продолжала работать, но Эвелин забыла об этом. Она забыла обо всем на свете: в рамочке была фотография Бернара и маленького светловолосого мальчика. Оба смеялись, обнимая друг друга и прижимаясь щеками.

— Сын, — тихо произнесла она и почему-то всхлипнула.

Эвелин села на кровать, продолжая рассматривать фотографию. Такой забавный. Такой маленький. Очень похож на папу.

— Он, наверное, любит тебя больше-больше всех! — сказала она мальчишке.

Тот молчал в ответ и улыбался.